После обеда дождь, и потом холод. Все подготовлено, чтобы в пятницу (завтра Вознесенье) сделаться собственником дома № 75 по Комсомольской улице.

9 июня 1926

Идут дожди. Растут травы.

На прогулке с Нерлью видел летающие семьи скворцов. Дрозды-рябинники в том возрасте, когда их так удобно молодой собаке догнать и схватить на лету. Гнездо тетерева (возле Зубачева) 10 яиц. Гнездо рябчика 9 яиц. Бекас наверху елки сидит и непрерывно по-своему на-ка-чивает: «ка-чу, ка-чу!» — по-своему это он маленькому своему бекасенку говорит: приближается Великий истребитель в широкой шляпе с пестрой собакой, скорее спеши в куст, там есть кочка, лезь глубже, забивайся, забивайся-ка — чу-дак — ка-чу-дак — чу-ка-чу…

Мы только обрывочек слышали, и потому кажется нам, бекасиха кричит: ка-чу, ка-чу!

Нерль вонзилась глазами в кочку. Я вынул пенсне и разглядел маленького с длинным носом, а рядом с ним лежал футлярчик от пенсне: видно, кто-то другой только что смотрел, как я, в эту кочку и обронил футляр от пенсне. Значит, я ошибся, это не от меня села встревоженная мать бекаса на ель и сигнал подавала не этот, верней всего, она кричала: берегись-ка, другой подходит чудак, смотри-ка — чу-дак — чу-ка, не обронил бы пенсне — ка-чу-ка-чу…


<На полях> — Не очень берегись, это не Великий Истребитель идет, а лучше-ка, чудак, иди-ка к кочке, чу-дак-ка-чу-ка: а то, гляди, он тоже уронит пенсне.


Вдали где-то в пышных кустах еще сумел сыграть одно последнее колено соловей, свежим голосом одиноко в бору, иволги звонко перекликались. Тут же на маленьком болотце, зажатом яровыми полями, на единственной елке среди чахлых и редких березок, погруженных в осоку, единственная птица, бекасиная мать, свесив нос, разговаривала на своем языке с маленьким птенцом.


Я забыл: еще попали маленькие желтые овсянки.

10 июня 1929

Светлый дождь летний большими каплями падал на пруд весь день, но вода пруда не посветлела, напротив, стала еще много мутнее...

Ураганом промчались по нашей местности речи людей, которые называли себя большевиками и плели всякий вздор, призывая наших мирных крестьян к захватам, насилиям, немедленному дележу земли, значит, к немедленной резне деревень между собой.

Потом одумались крестьяне и вчера постановили на сходе:

— Бить их, ежели они опять тут покажутся.

Начались в комитете настоящие деловые заседания.

Раньше было страшно, теперь стало скучно: пока мужички что обдумают, выговорятся, придут к соглашению, отупеешь в жарище, духоте до того, что уж и не в состоянии следить за прениями. Целый день, и обыкновенно рабочий день, уходит на заседание. В семь утра заходит за мной депутат нашей деревни, идем на собрание. В восемь достигаем места, садимся на бревне возле потребилки и дожидаемся других депутатов. К часу все соберутся в школе, и начинается заседание до темноты.

11 июня 1917

«Я заметила, что если не кушать хлеб, сахар, жирное мясо, не пить пиво с рыбкой – морда становится меньше, но грустнее…»

✍️ Фаина Раневская.

Цепляющий сарказм и откровенная ирония, приправленные едким словцом.

Все это на канале Голос Раневской. Подпишись и узнай, как самая харизматичная женщина 20 века превращает свою речь в искусство.

5 минут в день и твой язык станет самым сильным оружием в твоих руках: @golosranevskoy

Человек вроде плотвы, начинился мельчайшими костями… Самонадувание.

Претензионные нищие и самодовольные, и завистливые, и невежественные, организованные… В общем, мелочь, дрянь.

Начинаю рвать и болтать. Срочно принять меры к самоохране.

Ехал со мной юрист (вероятно из ГПУ), я с ним был очень откровенен и болтал без умолку. Он очень натасканный, но не умный и малообразованный еврей. Характеризовал наш строй, как беспримерный образец господства большинства. И вскоре затем раскрылся: «Почему бы не пожертвовать 5 миллионов для благополучия будущих ста?» Я отказался… Он сослался на войны. Я о них: «Бессознательно». Он: «Нет, вполне сознательно». Я: «По крайней мере, обывателям представлялись войны как несчастье, а теперь, — как сознательное действие. Обывателю трудно».

12 июня 1930

Сохнешь по искусству и грубому реализму в современной литературе? 

Тогда тебе в этот писательский блог.

Маргинальное творчество, откровенные текста, и идеи "потерянных поколений" печатаются в
"Пройдёмся по талии".

Авторские и художественные посты 18+

Все бегут из города, повальное бегство.

Отъезд в Москву назначается на пятницу 5 Июня — 18.

Диякон коммунист Казанский по глазам узнает потомков духовенства и, узнав, беспощадно преследует (тоже сын диякона Германова, которому ухо отрезали мужики).


Интеллигенции осталось только осознать всю глубину своего страдания и взять на себя инициативу Голгофы.


«Паек» определил положение и армии и интеллигенции: стало некуда бежать, развилась особая, тюремная жизнь.


Из Москвы пишут, что очень хорошо живется актерам и литераторам, что в «Дворце» каждый день вечера. Какому-нибудь члену о-ва св. Софии эти вечера столицы кажутся такими же пошлыми, как нам в Ельце здешние увеселения…


Уголок Ельца: «Виселица», место расстрелов, монастырь-коммуна, кладбище с братской могилой (коммунистов хоронят поперек). Красный крест. Гробовщик и его могилки. Острог Коммуны. Икона Божией Матери расстрелянная. Одноличка веревочкой соединяет два града — город рождения и город смерти.


Преобразовать болезнь России: война белых и красных: игра в солдатики…

Роль интеллигенции — роль целителя: умрет Россия — могилка моя! а выздоровеет — загуляет с другим.


Если умрет, то будет моя, если оживет, то уйдет с ним — вот центр действия. Так и сказала: «А если умирать, то приду к тебе умирать».

13 июня 1920

Почему у нас ничего нет? Мне ответили: потому что наши рабочие не хотят работать. Это верно. У дворянина честь родовая, у рабочего трудовая честь должна быть как личное достоинство. Конечно, честь родилась в буржуазном обществе (трудовая честь), но едва ли в обществе рабочих должна она ослабеть.


Комсомолец Б., написавший роман, сказал, что он среди рабочих не может разыскать материал даже только для создания образа рабочего-коммуниста.

14 июня 1929

Встреча с озером была счастьем, через это я вернулся к себе самому и понял, что озеро мне было как икона молящемуся, что тоже кому-то молюсь. Так неделю я не был в себе и вернулся. За это время вывелись (в субботу) птички, вывелись скворцы, уплыла с утятами кряква. Вечером мне принесли светляка, и он всю ночь светил мне, как лампада.


По-разному показывается любовь, — если человек слабый, то любовь удивит иногда, являясь силой слабого, а если человек силен и очень здоров, то любовь представится слабостью здорового сильного человека.

15 июня 1926

Вчера днем я снимал одуванчики, их было целое поле, один к одному. Мне очень они нравились, и казалось их коротенькое бытие так значительно для характеристики начала типичного лета — кстати и Петрово заговенье пришлось как раз к случаю.

И тем одуванчики были милы, что свою человеческую жизнь узнавал я в них, тоже так эфемерна! Я сделал множество снимков, как бы предчувствуя их близкий конец. И очень хорошо, что снял много раз, а то при неудаче пришлось бы ждать их еще год и кто знает? дождался бы сам…

К вечеру начался вихрь, бушевал всю ночь. А утром не было ни одного одуванчика. Как же хорошо, что снял их с запасом, а то при неудаче пришлось бы ждать их целый год, и кто знает? Уцелел бы в этот долгий год я-то сам.

К вечеру поднялась буря, и утром не было ни одного одуванчика.

16 июня 1930

Одуванчики. Фото М.М.Пришвина.

Один солдатик раненый сказывал, что где-то в атаку ходил с Ефимом, а после атаки Ефима с ними не было, но и в раненых и в убитых не было. И тоже если бы в плен попал, то почти за три года из плена прислал бы письмо. По всему выходит, нет его в живых. Но Таня, жена его, молодая, бездетная, даже на улице не гуляет. Вот наступает время революции, кругом все говорят, что скоро мир, все бабы радуются, Таня говорит:

— А хоть бы и не надо мира.

Одна Таня в деревне стоит за войну «до полной победы», оттого, что Таня, пока идет война, все надеется, вернется Ефим после войны: кончится и все кончится. И надеяться будет не на что. Бездетная, молодая, а скромница —в праздник не выйдет на улицу. И все тупит в землю глаза.

Революция своим чередом, а Таня живет своим чередом: земли ей не нужно, и воли не нужно, и какого-то женского «равноправия» тоже не нужно. Время идет, леса одеваются, зацветают сады, и вот уже Троица. Отсеялись, а комитет ходит на собрания, чинно беседуют о земле, что вся земля после войны и Большого Собрания будет мужицкая, только бы война кончилась. И живут мужички без царя и без начальства хорошо, шалят с самогоном немного, но это что за беда.

17 июня 1917

Приближаются дни летнего солнцестояния. Рожь цветет, показались первые грибы. Принесли первые ягоды спелой земляники. Третью ночь у меня в стакане посаженный светляк горит, как лампада. Букет ночных красавиц наполнил ароматом весь дом. Ловим окуней.

18 июня 1926

...обратил я внимание, что нахожусь в полном плену папироски, и мысль блеснула — а почему бы не бросить?

19 июня 1929

Кровожадная жена комиссара народного просвещения поклялась, что впредь расстрелов не будет, и эти люди, выпив всю чашу унижения и страха до дна, успокоились, как после потопа, когда Бог обещался больше не топить людей и дал в знаменье на небе радугу.


Комиссар народного просвещения, чувствительный человек, исполненный благими намерениями, выпустил для города три замечательных декрета.

Первый декрет о садах: уничтожить перегородки в частных садиках за домами и сделать из всех бесчисленных садов три: Советский сад № 1, Советский сад № 2 и Советский сад № 3.

Второй декрет: гражданам запрещается украшать себя ветвями сирени, бузины, черемухи и других плодовых деревьев.

Третий декрет: ради экономии зерна, равно как для осуществления принципа свободы выпустить всех певчих птиц.

В то время как комиссар народного просвещения сочинял эти декреты, кровожадная жена его у могилы трех растерзанных мещанами при обыске красноармейцев клялась, что за каждую голову убитых товарищей будет снесено сто буржуазных голов.

Так создалось в нашем городе, что в одном из номеров «Советской газеты» [крупно] на первой странице был напечатан декрет о певчих птицах и петитом на четвертой странице в отделе «Местная жизнь», что вместе с ворами и разбойниками расстрелян контрреволюционер, бывший председатель земской управы.

Душа обывателя уездного города устроена так странно: если в Москве от землетрясения погибнет сто тысяч людей, или взорвется Киев, Одесса, или вдруг исчезнет с лица земли целая прекрасная страна Франция, — что Франция! все человечество на земле, а знакомые и родственники целы в своем городе, — душа наша не дрогнет всей дрожью. Но если известного с детства человека, старого председателя земской управы, признают контрреволюционером, увезут куда-то и расстреляют, то становится страшно и непонятно простой душе, как вместе с декретом о свободе птиц певчих уничтожается жизнь человеческая.

20 июня 1918

Насмотрелся я сегодня на мертвые тела, наслушался всяких легенд, весь день прошел, как кошмар.

21 июня 1914

Расшиваю во сне золотыми нитками гобелены моей первой и единственной любви. А ей теперь 46 лет!

22 июня 1926

В ночь под Ивана Купала начальство Стебутовского семенного хозяйства чурками отпускает полсажени дров на купальные огни. Из Углов и Бор сходится народ, зажигают фонарики, расставили столы, гирляндами из веников берез убираются здания общежития, столовой, на одном большой хор, на другом оркестр, зажигают по берегу рощи костры, и через них прыгая парами, мчатся девушки.

Из воды выходит водяной — рыбаки щупают его.

Ряженые: чертенок на лестнице, цветущий папоротник, летучая мышь...

Одни с жеребенком, другие с овечкой, третьи с поросенком.

Курмышская княжна из Симбирской губернии играет на чувашских гуслях вальс «Невозвратное время»...

И над всеми этими прыгающими через огонь женщинами белою ночью стоит единственная звезда Венера.

23 июня 1914

Жаркий день, на озере белые поля тишины, у берегов погруженные в воду головы коров и девиц. Весь день поет иволга, а соловей и кукушка редко. Обедали на воздухе. Набежала теплая туча, загремел гром, закапал большими каплями дождь. Наши разбежались, а я не поверил в дождь и решил доесть тарелку с творогом и молоком. Дождь полил, я все ел, творог уменьшался, а молоко в тарелке все прибывало…

24 июня 1926

На днях пришел ко мне молодой человек, назвался заместителем редактора местной газеты и предложил мне свою поэму о бедняке Смоленской губернии в его борьбе с кулаком. Я завел с ним разговор о литературной политике и, между прочим, сказал, что, по слухам, Сталин относится к литературе довольно либерально. Во время разговора мельком я просмотрел поэму, сразу понял, что она никуда не годится, и автор ни малейшего понятия не имеет ни о поэзии, ни о стихах. На прощанье, чтобы подготовить молодого человека к предстоящему в конце этой недели моему отрицательному ответу, я сказал:

— Имейте в виду, что к поэзии нынче присоединилась на помощь наука, что поэтов развелось очень много: все пишут! И конкуренция в журналах огромная. Я боюсь за вашу поэму…

— А Сталин? — воскликнул мол. автор. — Вы сказали, что он интересуется, мы пошлем к Сталину.

— Разве что к Сталину.

25 июня 1929